Неточные совпадения
Слишком
сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах был виден ум; опытностию и познанием света была проникнута
речь его, и гостю было приятно его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад ли или не рад был этому гость.
Войдя в кабинет с записками в руке и с приготовленной
речью в голове, он намеревался красноречиво изложить перед папа все несправедливости, претерпенные им в нашем доме; но когда он начал говорить тем же трогательным голосом и с теми же чувствительными интонациями, с которыми он обыкновенно диктовал нам, его красноречие подействовало
сильнее всего на него самого; так что, дойдя до того места, в котором он говорил: «как ни грустно мне будет расстаться с детьми», он совсем сбился, голос его задрожал, и он принужден был достать из кармана клетчатый платок.
Самгин был раздражен
речами Безбедова и, видя, что он все
сильнее пьянеет, опасался скандала, но, не в силах сдержать своего раздражения, сухо ответил...
Но, хотя
речи были неинтересны, люди все
сильнее раздражали любопытство. Чего они хотят? Присматриваясь к Стратонову, Клим видел в нем что-то воинствующее и, пожалуй, не удивился бы, если б Стратонов крикнул на суетливого, нервозного рыженького...
Все поведение Дьякона и особенно его жесткая, хотя и окающая
речь возбуждала у Самгина враждебное желание срезать этого нелепого человека какими-то
сильными агатами.
Слушая все более оживленную и уже горячую
речь Прейса, Клим не возражал ему, понимая, что его, Самгина, органическое сопротивление идеям социализма требует каких-то очень
сильных и веских мыслей, а он все еще не находил их в себе, он только чувствовал, что жить ему было бы значительно легче, удобнее, если б социалисты и противники их не существовали.
Зато поэты задели его за живое: он стал юношей, как все. И для него настал счастливый, никому не изменяющий, всем улыбающийся момент жизни, расцветания сил, надежд на бытие, желания блага, доблести, деятельности, эпоха
сильного биения сердца, пульса, трепета, восторженных
речей и сладких слез. Ум и сердце просветлели: он стряхнул дремоту, душа запросила деятельности.
Смышленый взгляд, неглупые губы, смугло-желтоватый цвет лица, красиво подстриженные, с
сильной проседью, волосы на голове и бакенбардах, умеренные движения, сдержанная
речь и безукоризненный костюм — вот его наружный портрет.
В таком состоянии он был сегодня. Приближение Нехлюдова на минуту остановило его
речь. Но, устроив мешок, он сел по-прежнему и, положив
сильные рабочие руки на колени, глядя прямо в глаза садовнику, продолжал свой рассказ. Он рассказывал своему новому знакомому во всех подробностях историю своей жены, за что ее ссылали, и почему он теперь ехал за ней в Сибирь.
Эта
речь произвела
сильное впечатление на публику и присяжных. Последнее слово подсудимого, который откровенно рассказал весь ход дела, решило его участь: присяжные вынесли оправдательный вердикт.
Он не договорил своей
речи и махнул рукой. Я начал уверять его, что он ошибается, что я очень рад нашей встрече и проч., а потом заметил, что для управления именьем, кажется, не нужно слишком
сильного образования.
О нет, Мизгирь, не страхом
Полна душа моя. Какая прелесть
В
речах твоих! Какая смелость взора!
Высокого чела отважный вид
И гордая осанка привлекают,
Манят к тебе. У
сильного — опоры,
У храброго — защиты ищет сердце
Стыдливое и робкое. С любовью
Снегурочки трепещущая грудь
К твоей груди прижмется.
Он выступил вперед, снял шляпу, протянул мне широкую,
сильную руку и, сказав: «Lieber Mitbürger», [Дорогой согражданин (нем.).] произнес приветственную
речь на таком германо-швейцарском наречии, что я ничего не понял.
Недоконченная сия
речь столь же была выражения исполнена, как у Виргилия в «Энеиде»
речь Эола к ветрам: «Я вас!»… и, сокращенной видом плети властновелительного гранодера, староста столь же живо ощущал мощь десницы грозящего воина, как бунтующие ветры ощущали над собою власть
сильной Эоловой остроги.
Старик Райнер все слушал молча, положив на руки свою серебристую голову. Кончилась огненная, живая
речь, приправленная всеми едкими остротами красивого и горячего ума. Рассказчик сел в
сильном волнении и опустил голову. Старый Райнер все не сводил с него глаз, и оба они долго молчали. Из-за гор показался серый утренний свет и стал наполнять незатейливый кабинет Райнера, а собеседники всё сидели молча и далеко носились своими думами. Наконец Райнер приподнялся, вздохнул и сказал ломаным русским языком...
Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но с гневом встречала такие
речи моя мать и отвечала, что покуда искра жизни тлеется во мне, она не перестанет делать все что может для моего спасенья, — и снова клала меня, бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и спину голыми руками, а если и это не помогало, то наполняла легкие мои своим дыханьем — и я, после глубокого вздоха, начинал дышать
сильнее, как будто просыпался к жизни, получал сознание, начинал принимать пищу и говорить, и даже поправлялся на некоторое время.
Наконец, рассказав все до малейшей подробности мною виденное и слышанное, излив мое негодованье в самых
сильных выражениях, какие только знал из книг и разговоров, и осудив Матвея Васильича на все известные мне казни, я поутих и получил способность слушать и понимать разумные
речи моей матери.
Вечером у них собралось довольно большое общество, и все больше старые военные генералы, за исключением одного только молодого капитана, который тем не менее, однако, больше всех говорил и явно приготовлялся владеть всей беседой.
Речь зашла о деле Петрашевского, составлявшем тогда предмет разговора всего петербургского общества. Молодой капитан по этому поводу стал высказывать самые яркие и
сильные мысли.
Всегда напряженно вслушиваясь в споры, конечно не понимая их, она искала за словами чувство и видела — когда в слободке говорили о добре, его брали круглым, в целом, а здесь все разбивалось на куски и мельчало; там глубже и
сильнее чувствовали, здесь была область острых, все разрезающих дум. И здесь больше говорили о разрушении старого, а там мечтали о новом, от этого
речи сына и Андрея были ближе, понятнее ей…
Мать старалась не двигаться, чтобы не помешать ему, не прерывать его
речи. Она слушала его всегда с бо́льшим вниманием, чем других, — он говорил проще всех, и его слова
сильнее трогали сердце. Павел никогда не говорил о том, что видит впереди. А этот, казалось ей, всегда был там частью своего сердца, в его
речах звучала сказка о будущем празднике для всех на земле. Эта сказка освещала для матери смысл жизни и работы ее сына и всех товарищей его.
Только
сильный наплыв фактов, делающих невозможным упорное следование по пути, намеченному пословицами и азбучными истинами, может положить предел этому печальному недомыслию. Но факты такого рода накопляются медленно, и еще медленнее внедряется доверие к ним. В большинстве случаев бывает так, что факт уже вполне созрел и приобрел все права на бесспорность, а общественное мнение все еще не решается признать его. Конечно, всякому случалось — и нередко — слышать такие
речи...
— Государь, — произнес Малюта в
сильном волнении, — между добрыми слугами твоими теперь много пьяных, много таких, которые говорят, не помня, не спрошаючи разума! Не вели искать этого бражника, государь! Протрезвится, сам не поверит, какую
речь пьяным делом держал!
Смотреть на нее, спокойную и
сильную, как большая полноводная река, приятно, но в
речах ее — что-то снотворное, все они не нужны и утомляют. Перед тем как сказать слово, она надувалась, еще более округляя почти багровые щеки.
Они горячо спорили при этом: одни находили, что митинг сорван напрасно, другие доказывали, что, наоборот, все вышло хорошо, и факт прямого столкновения с полицией произведет впечатление даже
сильнее «слишком умеренных»
речей Гомперса.
После
речи Галатской Цветаев и Рогачев начинали, вперебой, оспаривать её, первый взвизгивал обиженно, а второй
сильным добрым басом рубил, упирая на «о...
Арина Васильевна, любившая единственного сынка без памяти, но привыкшая думать, что он всё еще малое дитя, и предубежденная, что это дитя полюбило опасную игрушку, встретила признание сына в
сильном чувстве такими словами, какими встречают желание ребенка, просящего дать ему в руки раскаленное железо; когда же он, слыша такие
речи, залился слезами, она утешала его, опять-таки, как ребенка, у которого отнимают любимую игрушку.
Речь его, проникнутая благочестием, укрепила упавший дух молодой женщины, и хотя слезы ее лились теперь
сильнее, может быть, прежнего, но она не произносила уже бессвязных слов, не предавалась безумному отчаянию.
Пантелей и старуха сидели рядом у ног Егорушки и говорили шипящим шепотом, прерывая свою
речь вздохами и зевками. А Егорушка никак не мог согреться. На нем лежал теплый, тяжелый тулуп, но все тело тряслось, руки и ноги сводило судорогами, внутренности дрожали… Он разделся под тулупом, но и это не помогло. Озноб становился все
сильней и
сильней.
— Но рядом со всем этим он замечал, что каждый раз, когда ему приходится говорить о позорной современности, о том, как она угнетает человека, искажая его тело, его душу, когда он рисовал картины жизни в будущем, где человек станет внешне и внутренне свободен, — он видел ее перед собою другой: она слушала его
речи с гневом
сильной и умной женщины, знающей тяжесть цепей жизни, с доверчивой жадностью ребенка, который слышит волшебную сказку, и эта сказка в ладу с его, тоже волшебно сложной, душою.
Он чувствовал, что теперь тёмные
речи Якова задевают его
сильнее, чем прежде задевали, и что эти слова будят в нём какие-то особые думы. Ему казалось, что кто-то чёрный в нём, тот, который всегда противоречил всем его простым и ясным мечтам о чистой жизни, теперь с особенной жадностью вслушивается в
речи Якова и ворочается в душе его, как ребёнок в утробе матери. Это было неприятно Илье, смущало его, казалось ему ненужным, он избегал разговоров с Яковом. Но отвязаться от товарища было нелегко.
Краткие
речи всегда более содержательны и способны вызвать
сильное впечатление. Мужики почтительно расступились перед Фомой, низко кланяясь ему и с веселыми, благодарными улыбками благодаря его за щедрость дружным, одобрительным гулом.
Безличные во тьме, странно похожие один на другого, но двору рассыпались какие-то тихие, чёрные люди, они стояли тесными группами и, слушая липкий голос Саши, беззвучно покачивались на ногах, точно под
сильными толчками ветра.
Речь Саши насыщала грудь Климкова печальным холодом и острою враждою к шпиону.
Мы разговорились, и когда у нас зашла
речь о физическом труде, то я выразил такую мысль: нужно, чтобы
сильные не порабощали слабых, чтобы меньшинство не было для большинства паразитом или насосом, высасывающим из него хронически лучшие соки, то есть нужно, чтобы все без исключения — и
сильные и слабые, богатые и бедные, равномерно участвовали в борьбе за существование, каждый сам за себя, а в этом отношении нет лучшего нивелирующего средства, как физический труд в качестве общей, для всех обязательной повинности.
Сначала веселый говор пробежал по толпе, смех, песни, шутки, рассказы, всё сливалось в одну нестройную, неполную музыку, но скоро шум начал возрастать, возрастать, как грозное крещендо оркестра; хор сделался согласнее,
сильнее, выразительнее; о, какие песни, какие
речи, какие взоры, лица, телодвижения, буйные, вольные!
Арбузов не знал английского языка, но каждый раз, когда Ребер смеялся или когда интонация его слов становилась сердитой, ему казалось, что
речь идет о нем и о его сегодняшнем состязании, от звуков этого уверенного, квакающего голоса им все
сильнее овладевало чувство страха и физической слабости.
Стон густых голосов, изредка перебиваемый задыхающеюся, хриплою, крикливою
речью, стоял в воздухе, и стон этот долетал, как звук шумящего моря, до окошек барыни, которая испытывала при этом нервическое беспокойство, похожее на чувство, возбуждаемое
сильною грозой.
Сильным ударом ноги отшвырнул далеко прочь какой-то черепок и решительно пошел в кухню, где шумно спорили Фелицата с кухаркой. Открыв дверь, он заполнил ее своим квадратным телом и, прерывая
речь хозяйки, сказал...
И в повести часто разные лица вступают в разговоры и сами действуют так, что автор от себя не говорит уже за них; и в драме бывают
речи, полные лирического чувства; и в лирическом стихотворении может быть введен рассказ для того, чтобы еще
сильнее возбудить чувство.
Но на Марью Валериановну его
речи более не действовали. Весь prestige, окружавший его, исчез, она чувствовала себя настолько выше, настолько
сильнее его, что у ней начала развиваться жалость к нему.
— Что ты хочешь? — спросил он, и акцент в его
речи послышался
сильнее. — Ты не знаешь, что твой отец еврей?.. И что он никогда от этого не отречется, как ты? Для него это не шутка, а вера.
А Степан вызывал у него неприязненное и завистливое чувство развязностью, с которой он держался перед учителем, смелостью вопросов и
речей: следя за ним исподлобья, он видел, как Рогачёв долго укреплял окурок стоймя на указательном пальце Левон руки, уставил, сбил
сильным щелчком пальцев правой, последил за полётом, и когда, кувыркаясь в воздухе, окурок вылетел за окно и упал далеко на песок, Рогачёв сказал, густо и непочтительно...
— Я уж вижу, Анна Федоровна, как вы ко мне переменились, и знаю отчего. Только это нехорошо, — прибавил он, но видимо не докончив своей
речи от какого-то внутреннего
сильного волнения, заставившего весьма быстро и странно дрожать его губы.
Тут уже нет
речи о борьбе, тут и для характеров более
сильных возможно только бесплодное раздражение, желчные жалобы и отчаяние.
Можно себе представить, что в молодости его горячность и вспыльчивость были еще
сильнее и что живость вовлекала его часто в опрометчивые
речи и неосторожные поступки.
— Где ж вам приметить, сударыня? — ответила Манефа. — Во всем-то кураже вы его не видали… Поглядеть бы вам, как сцепится он когда с человеком
сильней да именитей его… Чем бы голову держать уклонно, а
речь вести покорно, ровно коза кверху глядит… Станет фертом, ноги-то азом распялит!.. Что тут хорошего?..
— Нет, матушка, нет!.. Теперь никого не люблю… Нет, не люблю больше никого… — твердым голосом, но от
сильного волненья перерывая почти на каждом слове
речь свою, проговорила Фленушка. — Будь спокойна, матушка!.. Знаю… ты боишься, не сбежала бы я… не ушла бы уходом… Самокруткой не повенчалась бы… Не бойся!.. Позора на тебя и на обитель твою не накину!.. Не бойся, матушка, не бойся!.. Не будет того, никогда не будет!.. Никогда, никогда!.. Бог тебе свидетель!.. Не беспокой же себя… не тревожься!..
После минуты общего молчания, в котором чувствовалось
сильное впечатление, произведенное на большую часть офицеров этой
речью, капитан неожиданно прибавил...
Капитан оборвал на полуслове
речь и дернул ручку машинного телеграфа. Машина вдруг застопорила… Вблизи раздался звук колокола. На «Коршуне» зазвонили
сильней.
Клики громче и громче.
Сильней и
сильней напирают рабочие на Марка Данилыча. Приказчик, конторщик, лоцман, водоливы, понурив головы, отошли в сторону. Смолокуров был окружен шумевшей и галдевшей толпой. Рабочий, что первый завел
речь о расчете, картуз надел и фертом подбоченился. Глядя́ на него, другой надел картуз, третий, четвертый — все… Иные стали рукава засучивать.
Если бы наш народ был таким же многочисленным, могущественным и
сильным, как вы — русские, разве хоть капля сомнения или отчаяния могли бы проникнуть в мою душу, когда я узнала о войне наших с этой жестокой и кровожадной Австрией? — закончила вопросительно свою горячую
речь Милица, и обвела теснившихся вокруг неё подруг горячим, сверкающим взглядом.